Из Петербурга
…В Соловецком лагере он появился в 1925 году. Попал под суд за служение панихид с поминовением царской семьи. Это был уже второй арест. В первый раз он находился под следствием по делу о «православных братствах»i. Тогда по ходатайству родственников, добывших медицинское заключение об «остром душевном расстройстве», о. Владимира освободили. Однако вскоре последовало новое обвинение – в «монархическом заговоре» и приговор к расстрелу, который заменили лишением свободы на десять лет.
В прошлом остались Петербург, события военного времени, революция… Выпускник юридического факультета Санкт-Петербургского университета, Владимир Лозина-Лозинский имел бóльшую склонность к историческим наукам и филологии – знал несколько иностранных языков, писал стихи. После университета он решил продолжить обучение в археологическом институте, изучая историю архивного дела.
Дворянская семья с польскими и немецкими «корнями»: отец, Константин Степанович, служил земским доктором, а затем врачом на Путиловском заводе. Мать о. Владимира была дочерью героя Крымской войны К.Ф. Шейдемана, командовавшего артиллерией при штурме Евпатории. Одна из первых среди женщин в России, она получила медицинское образование. В 1888 г. ее не стало: Варвара Карловна скончалась, заразившись тифом в земской больнице.
Опыт родителей оказал на него заметное влияние. В годы Первой мировой Владимир Лозина-Лозинский, в то время – помощник обер-секретаря Второго (Крестьянского) департамента, титулярный советник, был добровольно командирован в Общество Российского Красного креста и стал помощником начальника Петроградской санитарной автомобильной колонны. Это он руководил перевозкой раненых со столичных вокзалов и их распределением по госпиталям.
Революция все изменила. В первые годы, чтобы как-то прокормиться, Владимиру Константиновичу пришлось работать статистиком на Московско-Рыбинской железной дороге. Мысль о принятии священства пришла после эпизода, случившегося на его глазах. В 1918 г. расстреляли близкого их семье священника, о. Александра Васильева, последнего духовника Царской семьи и настоятеля Феодоровского собора в Царском Селе. Лозина-Лозинские были прихожанами церкви Крестовоздвиженской общины сестер милосердия, где служил одно время о. Александр. Когда батюшка получил новое назначение – настоятеля церкви в честь Св. Вмч. Екатерины, они должны были стать соседями с Лозина-Лозинскими, жившими в то время в приходском доме. А спустя всего несколько дней о. Александр и причт храма были убиты. Событие это произвело на Владимира Константиновича настолько сильное впечатление, что определило поворот в его судьбе: сколько родные не пытались удержать его от опасного шага, он твердо решил для себя стать священником.
Духовная академия была в то время уже закрыта, но, как только в 1920 г. был открыт Петроградский Богословский Институт, Владимир Константинович вновь стал студентом, и в том же году подал прошение о рукоположении. Несколько лет о. Владимир служил в бывшей университетской Петропавловской церкви, до самого ареста по делу о «православных братствах», которое стало вторым по масштабу после процесса над митрополитом Вениамином. Через год его взяли снова вместе с группой выпускников Императорского Александровского лицея по обвинению «в создании монархической организации».
В лагере
На Соловках тогда находились многие известные священники и архипастыри, но отец Владимир, все же, невольно обращал на себя внимание. Его соузники вспоминали о том, что аристократизм породы, наклонностей и привычек не исчезал даже тогда, «когда он отвешивал вонючую воблу» в продовольственном ларьке, разносил посылки или мыл управленческие уборные
Врожденный такт «и, главное, светившаяся в нем глубокая любовь к человеку сглаживали внешние различия с окружающими», делали о. Владимира своим в среде духовенства.
В образе отца Николая представил его Г. Андреев в повести «Соловецкие острова»: «Высокий, тонкий, с сухим в лихорадочном румянце лицом, на котором из-под черной камилавки глядят живые бегающие глаза – отец Николай непоседлив, быстр, подвижен и весел всегда».
Передавая некоторые характерные особенности о. Владимира, Андреев замечал: «Отец Николай так воздушно-светел, так легко-добр, что кажется воплощением безгрешной чистоты, которую ничто не может запятнать. Он и в Соловки приехал по своей доброте, потому, что не мог отказать в просьбе: его друзья, бывшие воспитанники царскосельского лицея, просили его отслужить панихиду по убиенному Николаю II, – он отслужил и вместе с воспитанниками приехал в Соловки.»
В лагере отец Владимир был дружен с о. Иоанном (Стеблин-Каменским), с о. Михаилом Яворским и с Владимиром Алексеевичем Казачковым, сохранившим его стихи. Вот, одно из них, с посвящением: «А.И.» – «Архиепископу Иллариону». В нем – ни тяжести, ни ощущения «ноши», – радость, которую отнять не возможно, от сознания неминуемого, неизбежного прихода в мир Спасителя…Христианский ответ на звучавший из репродукторов «Интернационал»:
«Над этим полным страха строем,
Где грех, и ложь, и суета –
Мы свой надмирный город строим,
Наш мир под знаменем креста.
Настанет день, и час расплаты.
За годы крови и тревог,
Когда-то на земле распятый
На землю снова снидет Бог.
С крестом как символом спасения,
Он воззовет и рай и ад:
И, се, расторгнутся каменья,
Се, бездны тайны возвестят.
Полярные растают льдины,
Погаснет солнце навсегда,
И первозданные глубины
Откроет каждая звезда.
Тогда из тьмы времен сметенных
В последнем ужасе угроз,
Восстанут души убиенных
За имя вечное – Христос.
И Бог страдавший, Бог распятый,
Он примет подвиг их земной:
Его посол шестокрылатый
Их позовет своей трубой.
И в град Грядущего, ликуя,
Они войдут, как в некий храм,
И вознесется “Аллилуия”
Навстречу бурям и громам.
Тогда, о Боже, к смерти, к ранам,
Ко всей их скорби мировой,
Теперь Тобою осиянным,
Мы, люди, бросимся гурьбой,
Твоя любовь есть бесконечность;
И ради их, нас не кляня,
Ты, Господи, введешь нас в вечность
Невечереющего дня.»
Так и шел о. Владимир, подкрепляя себя молитвой, участием в тайных службах, не устрашаясь и тогда, когда в 1926 г. администрация потребовала: каждому, кто хотел бы ходить на богослужения в церковь, подавать заявление на имя начальника лагеря. Перед Пасхой листочек за подписью о. Владимира был среди сотен других. А в ноябре 1928-го родные сумели добиться для него изменения приговора: оставшийся срок заменили пятилетней ссылкой в Сибирь.
